"Сухой остаток" (книга)
«СУХОЙ ОСТАТОК» (изд. «Москва — Иерусалим», 2014 г.) — книга Эдуарда Бормашенко, профессора Ариэльского Университета. Тема: философское осмысление современного бытия религиозного ученого, вовлеченного в актуальные проблемы современности.
Заказать книгу можно, прислав письмо на адрес автора [mailto: edward@ariel.ac.il edward@ariel.ac.il].
Из предисловия к книге — «От автора»
Земную жизнь пройдя до половины, я не смог ответить на вопрос: кто я? Верующий иудей, ученый, философ, литератор… Или, может быть, верующий ученый или философствующий литератор? «Познать себя» не получилось. Профессионально занимаясь физикой, я сожалею о том, что наука все более погрязает в мелочах, перестав быть натурфилософией. Философия, кажется, окончательно утратила предмет своих разысканий, и на том месте, где должна быть последняя глубина, обнаруживается лишь выпотрошенная словесная оболочка. Литераторы так полюбили слова, что их тексты превратились в упражнения без предмета и руководства по игре в бисер. Что же остается? Еврейская тоска по единству мира, быть может, равнозначному его осмысленности.
Эта тоска подвигает упражняться в науке, философии, литературе в тщетной надежде на то, что единство мира удастся запихнуть в текст. А серьезно заниматься наукой, философией, литературой одновременно — невозможно. Времена Леонардо ушли. Вот я и грешу всем этим несерьезно, утешая себя тем, что повисшая на лице важная, профессорская мина, — верный признак жизненной скудости.
Нам досталась эпоха усталости. Я вырос в стране, надорвавшейся на коммунистическом эксперименте. Жалеть о нем не приходится. Но крах великого опыта, потянул за собой все здание гуманизма, по инерции полагаемого вершиной человеческого духа. Ловко заместившая гуманизм, рожденная от сытости и трусости политкорректность, сама по себе не дурна, но уж очень ограниченно приложима к реальной жизни. Жить ей не долго. Что остается, когда все идеи исчерпаны и слова истерты? Остается перечитывать старые книги, радуясь передышке, выпавшей на долю нашего поколения, поколения, наследовавшего уцелевшим, недобитым.
И переехав в Израиль, я обнаружил себя среди уцелевших и выживающих, спасших Веру и Верою спасшихся. Впрочем, религия Израиля со времен Исхода была достоянием уцелевших. Оттого, наверное, и переезд прошел почти безболезненно. А что в сухом остатке? Улыбка выживающих, ставшая нашим фирменным знаком среди народов мира. Но к делу: о чем эта книга? О странных взаимоотношениях истин и смыслов, царапающих друг друга и не желающих укладываться в гармоничную мозаику. Сопряжение воли к смыслу и воли к истине, в недавнем прошлом доставляемое ортодоксией, в наши дни стало проблематичным. И более того: улетучилась воля к такому сопряжению. Истины сегодня проходят по ведомству науки, а смыслы остались за религией. Попытку сборки такой мозаики, не унижающей достоинства смыслов и истин, и представляет собой «Сухой остаток».
Рецензии
А. Воронель, физик, писатель, главный редактор журнала «22»:
Эдуард — уникальный писатель, у которого «разум, чувство и вера» (название одной из первых статей-эссе этой книги) совместимы. Физикам легко принять понятие Бога, но перейти от понятия к чувству — для этого требуется особый талант. Только в состоянии экзистенциального кризиса, на грани жизни и смерти приходит иногда наяву это чувство. Эдуарду удается вместить трагически кризисное состояние мира в собственную душу, и выразить это в четких словах. «Разум, чувство и вера» — эта новая триада пришла на смену былым «свободе, равенству и братству», которые не принесли человечеству счастья. Быть может, то счастье, которого ожидают мыслители, вовсе недостижимо в этом мире. Такая мысль то и дело проглядывает в прозе Бормашенко.
Наум Басовский, поэт:
Эдуард Бормашенко — учёный-физик по образованию и роду деятельности, философ по способу осмысления действительности и несомненный поэт по складу души. Кроме того, он глубоко верующий человек, соблюдающий заветы религии наших предков. Такое сочетание качеств в одном лице — вообще редкость, а в наше суматошное время — и подавно. Но благодаря этим качествам его текстам присущи неожиданность тематики, глубина проникновения в истоки проблемы, умение ставить нетривиальные вопросы и искать на них нетривиальные ответы. Кажущаяся фрагментарность этих текстов на самом деле позволяет рассмотреть ситуацию с разных сторон. Уверен, что пытливый читатель, который, верится, ещё существует и которому, собственно, эта книга Эдуарда Бормашенко и предназначена, сумеет обрести в ней опору и хотя бы частичное избавление от одиночества.
Михаил Юдсон[1], писатель:
Откровения Бормашенко хочется выписывать кусками и периодами. Его проза пронизана близкими мне Стругацкими и далеким Марком Алдановым, мыслями о творчестве Чехова и титанических строениях Толстого — в книге есть целый раздел «Страсти по кириллице». Существует также глава, точнее, этакая страстная песнь песней о возлюбленном предмете — о языке: «Философия: между мыслью и языком». Сказано у Бормашенко: «Слово ограничивает мысль. Поэтому речь подобна сотворению мира, как его понимают каббалисты. Для того, чтобы дать место миру, Вс-вышнему пришлось потесниться, ограничить себя. Ограничивая мысль, я даю место речи, я участвую в со-творении мира. Такова цена слова, настоящего слова».
Содержание книги
- Воля к истине
- О разуме, чувстве и вере.
- К вопросу о…
- Ошибка вышла, вот о чем молчит наука
- Ученый для себя
- Мертвая Истина
- Человек упорядочивающий
- Страсти по кириллице
- О Толстом
- Чехов
- Грань Хаоса
- Воля к смыслу
- Шабат
- В ожидании времени. Песах
- Шавуот
- Авраам и Ноах: благословение одиночества
- Соблазн простоты
- Эдип и Адам
- Обязательность формы
- Философия: между мыслью и языком
- О языке
- Чувство меры
- Онемение картины мира
- Наше время
- Текстура мира
- Люди и стиль ушедшего века
- Смерть Стиля
- Памяти Бориса Стругацкого
- Памяти Алексея Германа
- В. В. Бибихин
- «Огненный лед» Генриха Соколика
- Почему Эйнштейн?
- Пролегомены к философии естествознания
- Воля к жизни. Израиль
- Зигетт в годы террора
- Война призраков
